Стивен Крейн / Stephen Crane

Избранные стихотворения / Selected Poems

перевод и предисловиеАнатолия Кудрявицкого /
translated into Russian and introduced by Anatoly Kudryavitsky





Печатается по книге
«Complete Poems of Stephen Crane / Стивен Крейн. Полное собрание стихотворений
в переводе Анатолия Кудрявицкого».
Чебоксары, Изд-во Медиум, 1994.

Плавание за горизонт

Американский поэт и прозаик Стивен Крейн (1871-1900) прожил недолгую жизнь, однако многое успел. Наследие его обширно – это романы и рассказы, эссе и журналистские зарисовки, стихи и фраг­менты драматических произведений.

Биография Крейна коротка, но тем не менее богата событиями. Родился он 1 ноября 1871 года в Ньюарке (штат Нью-Джерси). Когда мальчику было 10 лет, умер его отец, методистский священник. Семье пришлось в поисках лучшей доли переезжать из города в город.

В 1888 году Стивен оканчивает школу и летом подрабатывает в агентстве новостей. Осенью он по­ступает в подготовительные классы военно-морской академии в городе Клевераке (штат Нью-Йорк). Однако воинская дисциплина и казарменный дух оказываются ему чужды. Оставив академию, будущий пи­сатель осенью 1890 года поступает в Лафайет-колледж, чтобы изучать там горное дело.

Сказать, что Стивен был нерадивым студентом ­– значит отозваться о нем достаточно мягко. Юноше 19 лет, он опьянен яркостью окружающей жизни, хочет запечатлеть ее с помощью пера. Это не первые его попытки самовыражения – самая ранняя из дошед­ших до нас рукописей Крейна («Сценки из жизни») датирована 1885 годом (Стивену было тогда всего 15 лет). Устремления молодого человека неизбежно приводят его в газету – он пробует писать короткие заметки и репортажи. Помогает ему брат Таунли, профессиональный журналист.

С горного факультета Стивена отчислили после первого же семестра. Нимало не огорчаясь, он запи­сывается в университет города Сиракузы, но жизнь уже распахнула перед ним двери своих университе­тов. Наблюдательность и умение одним штрихом изобразить целое помогли ему освоить профессию жур­налиста. Начинал он в том числе как спортивный ре­портер – здоровье у него в юности было отменное и он играл за университетскую бейсбольную команду. Однако главная его специальность в журналистике ­– очеркист. Мастерство Крейна довольно скоро было признано, и вот ему уже заказывает обзоры провин­циальной жизни солидная газета «Нью-Йорк Геральд Трибюн». В это время Стивен много читает; как он сам признавался, большое влияние на него оказал знаменитый английский писатель Редъярд Киплинг. Вот уж у кого можно было поучиться яркости описа­ний!

Зимой 1891 года умирает мать Стивена Крейна. Он переселяется в Нью-Иорк, в квартал Бауэри, где обитает беднота. Сотрудничает он все с той же «Трибюн». Наверное, каждый журналист в душе меч­тает стать писателем. Очень скоро Крейн тоже реша­ет испытать себя на этом поприще. Первая его круп­ная вещь – повесть «Мэгги, уличная девушка» – написана в 1892 году. Один из машинописных экзем­пляров этой вещи Крейн посылает своему новому другу Хэмлину Гарленду, писателю, у которого он еще год назад брал интервью в штате Нью-Джерси, а потом часто встречался с ним на бейсбольных пло­щадках: Гарленд тоже был заядлый спортсмен.

«Мэгги» – история девушки из нью-йоркских тру­щоб, которую ледяное равнодушие близких вкупе с жестокими условиями жизни загнали на панель. Впоследствии Крейн писал: «У меня была единственная цель: показать людей такими, как они есть». Повесть произвела большое впечатление на Гарленда, одного из основоположников американского натурализма, пытавшегося привить художественный метод Эмиля Золя на древо американской прозы. Писатель совету­ет юному другу издать повесть. Из унаследованных от матери денег Крейн оплачивает типографские работы (издатели - люди осторожные, и брать на себя риск – опубликовать за свой счет повесть молодого автора – никто не захотел); в 1893 году «Мэгги» вы­ходит в свет.

Повесть заметили: появляются рецензии – как благожелательные, так и критические. Дебютирую­щего писателя (пожелавшего остаться анонимом) хвалят за мастерство стиля, удивительное для челове­ка, написавшего первую свою книгу (то, что она пер­вая, было ясно всем – ведь стиль Крейна ни на что не похож). Другие же критики бросают ему обвине­ния в безнравственности. Для того, чтобы защитить Крейна от критических стрел, Гарленд пытается за­интересовать его судьбой признанного главу амери­канской реалистической школы Уильяма Дина Хоу­элса. Одобривший повесть мэтр выступает в печати, характеризуя «Мэгги» как произведение сильное и правдивое: «Никому еще не удавалось так ярко изоб­разить фатальную силу нужды». Хоуэлс любил помогать молодым писателям – к этому времени он выпе­стовал уже таких авторов как Джордж Пеллью и Ральф Кийлер, оказал всяческое содействие Брет Гарту и самому Гарленду.

Весной 1893 года Хоуэлс решает лично познако­миться с Крейном и в начале апреля приглашает его в гости. Представив молодого автора «моему доброму другу Марку Твену», Хоуэлс осыпает юношу похва­лами, а за чаем берет со стола недавно вышедший то­мик стихов и начинает читать. Это, были посмертно изданные стихотворения Эмили Дикинсон. Крейна стихи потрясли. Настолько, что после этого вечера он всерьез обращается к поэзии.

Из ранних крейновских стихов почти ничего не сохранилось. Корвин Нэпп Линсон, один из ближай­ших друзей молодого автора, считает одним из самых ранних его опытов в поэзии стихотворение «Эй, то­щий мой кошель...» (118) из книги «Война добрая» (1899). Если так, то Крейн и в самом начале своего поэтического поприща сумел создать нечто заслужи­вающее внимания. Исследователь творчества Крейна Винсент Старрет утверждает, что поэт в эти годы на­писал цикл... эротических стихотворений «Канта­риды»! Так это или нет – проверить сейчас невозмо­жно: никаких следов этой полулегендарной рукописи не осталось. Да и сам Крейн, автор яркого романтического цикла любовной лирики из книги «Война до­брая», не производит впечатление человека легкомы­сленного.

Известно одно: в 1893-94 годах он пишет много стихов и оттачивает свое поэтическое мастерство. В 1895 году Крейн издает первый свой поэтический сборник, «Черные всадники». В книге этой 68 стихо­творений, написанных, в общем, в одной, манере. Вторым после Уитмена Крейн использует технику со­временного свободного стиха, или верлибра. Но по стилю они с Уитменом – антиподы. В отличие от вдохновенного барда американской демократии, для Крейна характерны афористичность, лаконизм, горь­кая ирония, сдержанность чувств и простор, отдан­ный мыслям. «Лично мне маленькая книжка моих стихотворений нравится больше, чем «Алый знак доблести», – пишет Крейн в письме, где сравнивает ее со своим лучшим романом. - В ней я пытаюсь изло­жить в целом мои взгляды на жизнь, какой она мне представляется». Вот что писал о поэзии Крейна Гар­ленд: «В стихах ощущаются насмешка и дерзость; в них нет рифм и определенного ритма, но есть лако­низм – каждое слово рукою мастера поставлено на свое место... Это стихи оригинальные, не подражательные».

Впрочем, это – отзыв друга. Критики не были так восторженны, вернее, не были даже единодушны в одобрении книги. Да и реакцию их сейчас трудно оценить однозначно. Одни биографы Крейна утвер­ждали, что он «изобразил на глазах у публики при­cтуп помешательства», другие – что книгу«встретили с энтузиазмом». Крейн опередил время – к такой поэзии люди не привыкли. Крейн ощущал это и раньше, до издания книги – не зря ведь изда­тельство «Копленд энд Дэй» заставило его исключить из книги семь стихотворений (четыре из них до нас дошли – это №№ 78; 91, 119, 120; остальные, к со­жалению, утеряны – нам известны лишь первые их строчки). Явное преобладание иронии над лирикой и работы мысли над красотою слога резко отличают первый сборник стихов Крейна от поэзии его совре­менников. Да и поэтика его оригинальна.

Одновременно со стихами Крейн писал книгу, принесшую ему мировую славу. Это уже упоминавшийся нами роман «Алый знак доблести», правдивая книга о гражданской войне в Америке. Причем напи­сана она человеком, которого во время этой воины еще не было на свете. Роман замечателен своей нарочитой бесстрастностью и импрессионистическим ви­деньем мира. Сказанная Крейном горькая правда о войне оказалась целительным лекарством для нации, изнуренной сладенькой водичкой шаблонных роман­тических бредней. Звериный оскал войны не только пугает, но и заставляет задуматься – не есть ли вой­на явление, чуждое цивилизованному миру? Тема, затронутая в прозе, получает новое толкование в сти­хах – Крейн из тех художников, которые от частного идут к общему, от конкретики прозаических описаний к афористике стихотворных строк. Не зря писал он в письме: «Моя цель – выразить в них [в сти­хах] мысли о жизни в целом». Рассматривая «в це­лом» войну, Крейн видит неприглядную картину:

И на вопрос «Зачем все это?» не находится ответа. Да его и не может быть. Крейн объявляет войне войну. После триумфального успеха eгo романа «Алый знак доблести» писателю наперебой стали предлагать жур­налистскую работу – в основном, как военному обоз­ревателю. Репортажи его с театра военных действий греко-турецкой, а затем и испано-американской вой­ны демонстрируют стихию неуправляемых инстинктов вооруженной толпы, трагедию мирного населе­ния, а главное – бессмысленность происходящего. В стихах Крейн предупреждает человечество:

 Военную, вернее, антивоенную темy продолжает заглавное стихотворение второго сборника крейнов­ских стихов – «Война добрая» (1899). В самом на­звании книги слышится горькая ирония. Крейн не может писать о происходящем без гнева:
 

 Особый гнев вызывают у Крейна дельцы, которые ради собственной выгоды «надсаживают глотки, что­бы спровоцировать войну». Да и вообще патриотизм, или «чувство групповой общности», как его определя­ет Крейн, – это «священный порок», «ложь». На ру­беже веков такие взгляды были необычными – не зря это крейновское стихотворение (№ 127) осталось не­опубликованным. В двадцатом веке подобные идеи Крейна были уже поняты, вернее, выстраданы. «Как может человек испытывать чувство патриотизма, ког­да во имя его было истреблено шесть миллионов ев­реев? – пишет Чарли Чаплин в автобиографии. ­– Мне могут возразить, что это касается лишь Герма­нии. Но элементы кровожадности могут оказаться и у других наций»*. А пока еще – век девятнадцатый, и Крейн пишет издевательский «Боевой гимн» колони­альных войн:

 Это стихотворение (№ 129) было впервые опублико­вано лишь в 1957 году. Поистине, уайлдовский Кали­бан «не желал видеть свое лицо в зеркале». А в прит­чах Крейн предугадал многое из того, что ожидало человечество в ХХ веке. Он умел заглянуть «за гори­зонт».

Гениальный провидец предсказал и эпоху «великих» диктаторов:

 Правда, даже он излишне оптимистичен, полагая, что люди после кровавых войн избавляются «от былой невинности». История показала, что надолго этого не хватает – в войны вспыхивают с неуклонной пери­одичностью, как солома на ветру. Да и в его время хватало мест, где «гремел багровый гром войны». Ра­бота военного репортера крайне утомляла поэта. В одном из писем он писал: «Если и есть в жизни радость, я не могу ее ощутить. Вы спросите: а будущее? Для меня будущее чревато новыми тяжкими испытаниями, конфликтами, пута­ми, которые накладывает на нас долг. Это старое терпкое вино, которое боги приготовили для cмертных. Кувшины отчаянья...» Неудивительно, что последова­тель Крейна, Эрнест Хемингуэй, многое почерпнув­ший из его прозы, охарактеризовал его как человека, который «умирал с самого начала»**. Это, может быть, и преувеличение, однако верно, что Крейн, ко­торый «по собственной воле попал в пекло войны», не мог не находиться под влиянием окружающей обстановки – ведь полную опасностей и острых ощущений жизнь; в которую переносили читателей его репорта­жи, приходилось вести не только солдатам, но и ему самому. 2 января 1897 года корабль, на котором поэт возвращался на родину с Кубы (блокированной аме­риканцами с моря), терпит крушение в нескольких милях от берега Флориды. Крейну удается уцелеть. Он и еще несколько матросов спасаются на шлюпке и целый день дрейфуют в открытом море, пока не при­ходит помощь. События эти нашли отражение в нескольких стихотворениях и рассказах, лучший из которых – «Шлюпка в открытом море» – признан классическим в жанре новеллы. Интересно, что Крейн предугадал выпавшие на его долю испытания: в стихотворении, включенном им в первый сборник стихов еще в 1894 году (но затем изъятом оттуда из­дателями), он писал:

В результате этого приключения Крейн заболел пневмонией. Вылечившись (к сожалению, не до кон­ца), Крейн уезжает в Англию. С ним молодая жена, Кора, оставившая ради Стивена первого мужа. Молодые счастливы вместе; в Англии они ведут истинно богемный образ жизни, бесшабашно тратя деньги, си­лы и время. Их новый знакомый Герберт Уэллс при­ходит в ужас от «непомерной импульсивной расточи­тельности этих молодых людей»***. Впрочем, Уэллс по­нимал, какого масштаба дарование Крейна. Hе зря писал он впоследствии: «Крейн, несомненно, лучший писатель нашего поколения». Пока же «лучший писатель» занялся «выдачей на гора» коротких рассказов, которые постепенно начали накапливаться у его анг­лийского литературного агента, Джеймса Пинкера. «Цена на них упадет, если их будет так много», ­жаловался последний в письме к писателю. А деньги Крейну были, как всегда, нужны. Заглавная строка одного из его стихотворений: «Эй, тощий мой ко­шель» (№ 118), - могла бы стать лейтмотивом его жизни.

Впрочем, в викторианской Англии, с ее размерен­ным ритмом жизни, Крейн чувствовал себя неплохо – можно было отвлечься от «жгучих алых вихрей сражений» и от бешеного пульса американской газет­ной круговерти. Крейн знакомится здесь с Генри Джеймсом, Джозефом Конрадом, Гарольдом Фреде­риком. Конрад записывает в дневнике: «В прошлое воскресенье у меня был Крейн. Просидели с ним пол­ночи – курили и говорили. По поводу собственной судьбы он безнадежно пессимистичен: Мне этот че­ловек нравится. <…> Взгляды его оригинальны, мане­ра выражать их подкупает артистичностью. Разуме­ется, он импрессионист, темперамент его ни с чем несравним. Мысли его всегда связны и выражены крат­ко, хотя не могу сказать, что все они отличаются осо­бой глубиной. Все же он порою способен высказать нечто поразительное, задевающее за живое; я бы на­звал его единственным импрессионистом и только им­прессионистом». Джозеф Катц комментирует это вы­сказывание так: «На Крейна трудnо навесить какой­-нибудь ярлык. При жизни его называли то импрессионистом, то декадентом; в более же поздние времена, обозревая литературу девяностых годов прошлого ве­ка, награждали эпитетами «реалист», «адепт натурализма», «символист», «мастер пародии» и даже «романтик» <…> Все не то, но все близко к истине». Действительно, можно ли творчество большого масте­ра охарактеризовать одним словом? А вот какое вы­сказывание Крейна занесла в свой дневник Кора: «Истинный художник – это человек, рисующий кар­тины своего времени, как он их видит». Если так, мо­жно признать, что поставленную перед собой задачу Крейн выполнил. Притом он не останавливался в сво­ем творческом развитии. Второй его сборник стихов демонстрирует разнообразие его поэтики: здесь име­ются лаконичные притчи, как в первой книге, но мо­жно найти и удивительно красивые строки, написан­ные рукою мастера поэтической живописи:

 Помимо импрессионистических зарисовок, во вто­ром крейновском сборнике есть стихи философские и даже публицистические; особое место в книге зани­мает цикл любовной лирики, посвященной супруге поэта, Коре Крейн. Об их браке нам известно мало. Хорошей ли женой была Кора, мы не знаем. Нам из­вестно лишь, что она заботливо сохранила рукописи писателя после того, как его не стало, помогла их систематизировать, а в дальнейшем и опубликовать. Так увидели свет многие не изданные при жизни стихо­творения Крейна.

Завершался 1899 год. На рождество судьба пре­поднесла Крейну обострение легочного недуга, и но­вый, 1900 год он встречает в постели. У него начина­ется кровохарканье. Даже лежа, он работает. Успева­ет опубликовать два сборника своих рассказов, дикту­ет содержание еще трех сборников новелл. Врачи ставят ему диагноз: туберкулез. Крейна привозят в Гер­манию, в курортный городок Баденвейлер (где впоследствии будет лечиться Чехов), но уже поздно. 5 июня 1900 года Стивена Крейна не стало.

   Посмертная судьба литературного наследия Крей­на сложилась более или менеe благополучно. Выпущенное на родине собрание сочинений включает 12 томов (по нашим меркам, 6). Были бережно собраны и изданы все стихи Крейна, которые удалось найти. Они по праву вошли в золотой фонд американской поэзии. У Крейна было много последователей – не меньше, чем у самого Уолта Уитмена. Назовем хотя бы таких поэтов как Карл Сэндберг, Томас Стернз Элиот, Уильям Карлос Уильямс, Роберт Данкен. Сти­хи Крейна во многом повлияли и на творчество ле­гендарного американского стихотворца и рок-музы­канта Джима Моррисона. А известный поэт Джон Берримен написал биографию. Стивена Крейна. Можно сказать, что на стихах. Крейна, Уит­мена и Эмили Дикинсон взросла вся современная американская поэзия.

В сознании читателей Крейн остался прозаиком и поэтом, автором романа «Алый знак доблести», заме­чательных рассказов и оригинальных, необычных стихов, гуманистом, исполненным веры в человека.

 Читателя покоряет чистота помыслов этого автора, нашедшего идеал не в грозном ветхозаветском боже­стве, держащем людей в повиновении с .помощью страха, а в христианском нравственном законе. Крей­ну близки идеи, содержащиеся в книге Льва Толстого «Царство Божие внутри нас». Бог обретен им в собст­венной душе, в собственных мыслях. ­

 Следствием этого явилось его постоянное стремле­ние следовать жизненной правде, боязнь отступить от нее хоть на шаг. В предисловии к роману «Алый знак доблести» он пишет об этом сам: «Чем ближе дер­жится писатель правды жизни, тем значительнее им созданное». Остается лишь пожалеть, что Стивену Крейну отпущен был столь краткий срок, Его преж­девременная кончина – возможно, самая большая потеря американской литературы ХХ века, до которо­го он не дожил чуть более полугода.